Сейчас одна из самых известных групп Архангельска, чья популярность распространилась далеко за пределы города и страны.
– Мне всегда было интересно: кто вас продюсирует? Местные музыканты чуть ли ни в один голос говорят о том, как тяжело выбраться «в люди» без должной финансовой помощи и работы директора. А у вас все получается...
– У нас не было никогда спонсоров. Правда, первую кассету в 1996 году мне помог выпустить мой отец – немножечко денежек подкинул. Это была единственная помощь. Кассета вышла тиражом 100 экземпляров, но тем не менее мы ее выпустили в хорошем виде, в лучших на тот момент типографии и студии в Архангельске. Вложили в это достаточно средств. С тех пор никогда не было никаких спонсоров. По большому счету, с момента выпуска этой кассеты было сформировано имя «Moon Far Away» (MFA), которое до сих пор работает само на себя, не требуя продюсирования.
Началось все с выпуска этой кассеты, очень трогательной, я ее разослал на несколько десятков лейблов, и ни с одного не пришло ответа. Но кассета каким-то образом попала к Андрею Борисову, шефу ассоциации «EXOTICA», он ее погонял по радио и в 1997 году уже выпустил диск. Очень красивый, 500 экземпляров, в 2005 году был перепечатан. Я говорю о «Lado World». А мы никуда себя не продвигаем, никогда себя не предлагаем. Если продукт сделан качественно, слухи очень быстро расползаются в определенных кругах и люди сами тебя находят и что-то предлагают. Возможно, это самоуверенно, но наш опыт показывает, что группы, которые что-то стоят, пробиваются сами. Есть, конечно, продюсерские проекты, но они не являются прорывными, они не обогащают культурную среду. А таланты сами по себе пробиваются, просто потому, что они такие.
– Может, успех в том, что вы играете особенную музыку, в редком для рок-сцены жанре и у вас почти нет конкурентов? В Архангельске точно.
– А я не знаю, какую мы музыку исполняем на самом деле, – она разная на каждом альбоме. Всегда было желание быть самими собой. Меня как человека знакомого социологией творчества смешит и удивляет вот что: почему, когда я прихожу на концерты, я вижу в 98 процентах плохие копии каких-то западных аналогов, причем эти копии психологические... Вообще, у меня ощущение, что в XXI веке у нас в городе, очень продвинутом в музыкальном плане, когда и Интернет развит, и всякое такое, ощущение, что у нас жуткий брежневский застой, и в городе продаются только 3–4 диска, скажем, «ДДТ», «Пинк флойд», «Металлика» и какой-нибудь Стас Михайлов. Все люди слушают только эту музыку и имеют возможность только ее покупать. И основывают свое творчество на музыке этих четырех исполнителей. Исключений очень мало. Будто народ утратил свою способность чем-то интересоваться и слушает то, что ему навязывают, с ложечки кормят с телека. Хотя музыки в мире интереснейшей огромное количество. Я, например, каждый день что-то новое для себя открываю, захожу в Интернет и почти каждый день что-то новое для себя нахожу, чего я раньше и не слышал.
– Считается, что вы одна из самых гастролирующих групп Архангельска. Это так?
– Когда мне приходит приглашение на очередной фестиваль, я обычно подгоняю другие концерты по пути следования до места. Например, направляемся в Лейпциг, а я думаю, где мы еще не выступали или давно не выступали. При этом у нас очень высокие требования к туру, когда мы куда-то приезжаем, то всегда оговариваем с устроителями, чтобы была какая-то экскурсия. При этом я высказываю свои пожелания, где бы нам хотелось побывать. Не то, что мы ставим это условием в райдере, но я всегда говорю, как нам это важно. Посетить какой-нибудь монастырь или кафедральный собор, или какие-нибудь красоты природы...
На момент выхода первой пластинки мы не выступали никогда, ни разу, и после не выходили на сцену еще пять лет, хотя предложения были сразу. При этом ходили какие-то бредовые слухи, которые я не распространял, хотя я могу! Например, в 1998 или 1999 году прочитал в каком-то серьезном издании, что у группы туры по Германии постоянные, хотя мы даже и не собирались, потому что проект задумывался как студийный. И только 2002 году мы начали давать концерты, после выхода уже второго диска.
В среднем у нас концертов двенадцать в год. Обычно это большой тур, две-три недели. Я стараюсь чаще одного-двух раз в год в Архангельске не играть. Ближайший концерт – на фестивале Резицкого. Для меня это очень значимо. Я помню, когда мне было 13–14 лет, папа нашего барабанщика Саши Гуреева (это еще период группы «Lоw Amo») работал на телевидении и мы имели возможность с черного входа ходить на джазовые фестивали.
– «Lоw Amo»? М-м-м... как давно это было!
– У меня остались детские воспоминания о группе «Low Amo», первое знакомство с концертами, с закулисьем. Не больше. Я не сильно ценю этот опыт, не считаю LA каким-то выдающимся коллективом. Какой ценю опыт? Общения со старшими товарищами Андреем Борисовым, Андреем Турусиновым, знакомство с калининградской тусовкой, с неофолковой, готической, которая только начиналась. Вместе с моими знакомыми в Воронеже мы создали готический лейбл «Shadowplay Records». Мы многое делали впервые по готике, по нео-фолку. Это было интересно. Формировали друг друга, сами формировались.
– Наверняка, многие интересуются, что ты забыл в Архангельске?
– Я на полном серьезе могу назвать себя диким патриотом Архангельска. Я обожаю это место, оно мне интересно, я знаю, что буду жить здесь до конца жизни, хотя у меня были возможности переехать. Но при этом я не ощущаю себя частью какой-то современной культурной среды, хотя MFA, безусловно, корнями уходит вглубь веков, продолжая культурные традиции, нисколько их не пороча. Но мы чаше общаемся с музыкантами, которые живут за пределами Архангельска и даже за пределами страны. И мне это гораздо интереснее. В Архангельске нет групп или фестивалей, которые я ощущал как «мое». Вот в этом еще какая-то наша особенность, потому что группа миру принадлежит. Мне легче договориться об участии в каком-нибудь европейском фестивале, не доказывая ничего никому, чем, например, на том же «Беломор-буги». Хотя когда-то мы играли на «бугах», и это был хороший опыт, но сейчас мы вне формата. Нас интересуют фестивали, которые заинтересованы в оригинальных проектах, которые представляют свою территорию, свою землю. Мы говорим на русском языке, даже когда мы поем на английском, мы это делаем с таким четким северным привкусом. Я даже не акцент имею в виду, а язык искусства, свой почерк. В мире интерес к подлинности просыпается и растет. На нормальных больших фестивалях интереса к копиям нет. Ну, разве что, к каким-то прикольным клонам, которые это доводят до кича и делают кавер-группу. А когда люди играют серьезно, но делают при этом вторичный товар или даже третьей степени копирования и уверены, что это они придумали, – вот это очень большая проблема, когда музыканты не понимают своей неидентичности, неподлинности. Я это говорю, конечно, с какой-то высоты, но у меня нет никакого пренебрежения к этим людям. Потому что настоящие жемчужины – они видны.
– Примеры в студию!
– В Архангельске таким уникальным, безусловно, был Резицкий. Безусловно, таким человеком остается (я вообще считаю его гением) Олег Юданов. Самой обещающей группой Архангельска я считал и считаю группу «Анфиса», которая могла бы при определенных условиях быть всероссийски известной – самая интересная в архангельском роке на мой взгляд. Был еще «Облачный край», но это еще не мое поколение, поэтому я не могу это считать «моей» музыкой.
– Следующий вопрос, конечно, неоригинальный, но вот хочу, чтобы ты рассказал об истоках вдохновения, о том, что откуда берется в твоем творчестве?
– Я ездил раньше в фольклорные экспедиции, было. Можно даже не записывать исполнение, а просто общаться с бабушками – это такой импульс к творчеству! Обычно на вопрос «Твой идеал женщины» я как фольклорист говорю – это бабушка из очень глубокой деревни. Чем дальше деревня, чем старше бабушка, тем она идеальнее.
Я не имею музыкального образования, просто брал частные уроки, и у меня бывали такие периоды, когда я после записи альбома к гитаре не прикасался очень долгое время, почти год. Просто потому, что мне это было неинтересно, потому что я уже все сказал, что я думаю на этот счет. А потом что-то копилось, копилось в голове – садился за новый альбом. Это все внутри формируется. Покупаю новый музыкальный инструмент, сам его изучаю. Конечно, это не профессионально, но я делаю это так, как мне это интересно, вожусь с ним... Я думаю, что вся музыка, все творчество идет сверху, ты только пропускаешь это через себя. Такая печатная машинка, на которой кто-то печатает. Музыка – это не сумма всего, чему я учился и к чему стремился. Оно гораздо больше. Я к этому отношусь как к «не мое», имею к этому очень большое уважение, но отношение опосредовано. Это не моя заслуга.
– И все-таки, MFA – это группа или проект?
– В том плане, что музыка авторская моя и я определяю все, то, наверное, проект, но поскольку нас все-таки четыре человека и живые инструменты, то на сцене мы, конечно, группа. Сначала я думал, что работа в студии – это безграничная свобода. Можно что-то создать и сразу увековечить. Но выступление на сцене – это тоже свобода, но другая. В какой-то момент я стал получать нереальный кайф от нахождения на сцене. Это же тоже творчество в реальном времени.
