Александр Мезенцев – продюсер ежегодного фестиваля «Беломор-Буги», на котором за 19 лет уже побывало более 350 групп из 63 городов России, а также США, Германии, Финляндии, Норвегии и Армении. Сам он начинал как рок-музыкант и успел более 10 лет проработать музыкальным журналистом в прессе и на радиостанциях (архангелогородцы хорошо помнят знаменитые подборки Саши для «Нашего радио»).
Он не только крупнейший областной промоутер, но и директор архангельского прогрессив-трио «Blind Vandal». В послужном списке группы три альбома, один сборник и сотни клубов и десятки фестивалей в России, Норвегии, Голландии, США, Германии, Польше, Швеции – в настоящее время Саша готовит очередную вылазку по Европам. И все это Мезенцев совмещает с должностью владельца и директора клуба «Колесо», где ежегодно проходит около 300 концертов.
В этом году «Беломор-Буги» будет отмечать 20-летие, и это означает, что как раз сейчас у команды Мезенцева – горячая пора: идет букинг, формируется бюджет фестиваля, подписываются контракты с площадкой. Мы поговорили с Александром об организации музыкальных фестивалей, положении российских молодых музыкантов и том, что делать с интересной музыкой в нашей стране. Как это часто случается в моих разговорах с Александром, я интересуюсь, почему фестиваль, который по праву можно считать гордостью и значимым событием региона, никогда не прибегал к поддержке областных властей, последовательно стараясь обходиться собственными средствами.
– Что власть мне может дать? Грубо говоря, 50 тысяч рублей. Пивовары и сигаретчики дадут мне гораздо больше. Но власти будут против. В свете сегодняшних событий, думаю, не будет вообще никаких компромиссов. Я не смогу претендовать на городской культурный центр: в его стенах никто не позволит рекламировать пиво или сигареты. Искать поддержки от, условно, целлюлозно-бумажных комбинатов или лесозаводов – вообще невозможно.
– А им же имидж нужен. Они не работают на население?
– Они могут поддержать, допустим, хоккейную команду. Но рок-фестиваль… Им тоже ничего не нужно. Это может, скорее, по дружбе произойти. И в этом будут элементы и фанатизма, и культпросвета.
– А ты не пробовал с теме же промышленниками по западной схеме работать, чтобы они выкупали часть билетов? Им же все-таки нужна лояльность рабочих.
– Не знаю, может, в Швеции или Финляндии это возможно, но в Архангельске вряд ли.
– В Сургуте выкупают…
– В Сургуте другие деньги.
– У вас деньги госпредприятий тоже есть. И потом, все же бьются за то, чтобы люди в области оставались и не уезжали.
– Да, но это, скорее, в интересах политиков, администрации области, а не конкретных предприятий. 98 процентов наших предприятий принадлежат питерским или московским холдингам. Все наши ЦБК им принадлежат, Северное морское пароходство, Архангельский траловый флот – все акционеры отнюдь не местные. Всё давно выкуплено московским и питерским бизнесами. Тут такая же ситуация, как со всякими «МТСами» и «Мегафонами»: местные представители ничего не решают, нужно приезжать в Москву и здесь встречаться.
– Но эти встречи должны происходить на фоне поддержки местных представителей, с их письмами и рекомендациями.
– Да, но, к сожалению, они не делают этого. А ехать, минуя местных руководителей, и биться в, условно, Мегафоне смысла немного. В итоге получается, что проще найти деньги по другим каналам. Я отчитываюсь перед этими людьми до последнего цента, они знают, куда что идет и как все работает.
– Ты делаешь респектабельное, крупное событие, и делаешь его без малого 20 лет. Неужели за это время никто не поинтересовался, как можно стать частью этой истории?
– По моему ощущению, у нас вообще происходит угасание интереса к рок-культуре - связано это и с угасанием жанра в целом, и с угасанием культуры массовых мероприятий неформального характера. Все подобные мероприятия ассоциируются, в основном, с протестными движениями, их инстинктивно стремятся либо зарегулировать, либо прикрыть. Так что я стараюсь работать только с проверенными людьми.
– Бюджет все равно в пару миллионов обходится? Артисты дорогие, дорога, опять же.
– Чуть поменьше, но в последнее время уже близко к этому. Все сжирает дорога. Мы живём в таком месте, которое я называю «жопин конец». Дальше ехать некуда. На паровозе ехать сутки, а на самолете всех не привезешь все-таки. Если хочешь представить большую географию, то это, в лучшем случае, плацкарт. И все равно это выливается в серьезные расходы. За 19 предыдущих фестивалей мы охватили 63 города, плюс США, Финляндия, Норвегия, Армения.
– Но сейчас, может быть, станет чуть легче. Во-первых, губернаторов начнут опять выбирать. Раньше им было важнее, как они выглядят перед Москвой, а сейчас мнение электората вновь приобретает вес. Им будет необходимо что-то делать, чтобы показать свою современность и близость к народу. Во-вторых, все хотят туризм поднимать в той или иной мере.
– Об этом без конца идут разговоры. Те же Соловки числятся в юрисдикции Архангельской области, но их активно разрабатывает Карелия. Из Кеми ходят пароходы, а наши все пассажирские распродали, а лететь на самолёте дорого.
– Удивляет, что ты до сих пор не сделал фолк-фестиваль в Малых Карелах. Это же безумно красивое место, и своя фолк-тусовка там есть.
– Я хотел сделать, был даже заказ от директора музея. Я списался со всеми командами, связался. А потом они взяли и соскочили. Сказали: «Мы не готовы, давайте на следующий год». Потом директора куда-то перевели, а с новым руководством мы пока не договорились. Они хотят денег, но боятся нашествия вандалов на территорию.
– Ну, это вряд ли. Тем более, перед территорией заповедника есть очень большая площадка.
– Площадка там большая, но мы хотели все устроить на склоне холма, со сценой на воде. Я уже списался с фолк-роковыми командами вроде «Отава Ё» и «Тролль Гнёт Ель». Но так и не случилось. И чем дальше, тем меньше у меня желания связываться с властями и администрациями. Потому что сейчас у меня уже есть мой собственный брэнд, и отдавать его за пять копеек нет никакого желания.
– Ты опасаешься, что тебе навесят какую-нибудь «единуюроссию», что ли? Если выдвигаются какие-то условия, которые тебе не соответствуют, всегда можно откатить назад. Сейчас ситуация в корне меняется от того, что вновь вернутся выборы. Причем, у них есть понимание, что основу всего протестного движения составляет как раз молодежь, и ее надо куда-то пристраивать и как-то развлекать, чтобы она не лезла на баррикады.
– Это сработает в больших городах-миллионниках. У нас есть университетский город, 320–330 тысяч, – уезжают многие, правда. Есть медицинский вуз, и сейчас объединили технический с Поморским государственным в Северный Арктический Федеральный Университет.
– Можно сделать что-нибудь меж двух областей, с Карелией, например. Хотя у них свои амбиции и из-за них бывает сложно вести переговоры. С Петрозаводском у тебя за это время получилось дружбу наладить?
– За все это время у меня было на фестивале шесть или семь команд из Карелии. Я знаю людей, которые этим занимаются. Знаком с организатором «Воздуха», но он полез в политику и его быстро поставили на место, отчего пострадал и сам фестиваль. У нас миллион выпускников Архангельского Музыкального училища, которые едут прямиком в Петрозаводскую консерваторию, и на этом уровне происходит хороший обмен: часто приглашают академических музыкантов. Но транспортное сообщение между городами очень неудобное!
– Ты десять лет работал на «Русском радио» и «Нашем радио». Почему ушел?
– Закрыли архангельский эфир «Нашего радио», оставив примитивную ретрансляцию московского эфира. Я так понимаю, это было связано с банальной экономией средств. Я на «Нашем радио» получал копейки – только на телефон положить. Работал за идею, продвигал не только рок-фестивали в краю, но и команды, которые к нам приезжали.
– То есть средств рекламы фестиваля ты лишился?
– Не лишился, я могу сделать то же самое, но уже за деньги. Но ты же понимаешь разницу – что такое ролик и что такое эфирное время и авторская программа, где ты можешь поставить пару треков команды и еще рассказать о ней что-то.
Ведь не каждый полезет в сеть или будет читать газету. А тут «Наше радио» звучит во многих городских автобусах. О программе писали, обращали внимание, это было и приятно, и очень полезно. Появилась гордость от того, что кто-то в Архангельске может открыть для себя челябинскую группу. И потом она приезжала к нам на фестиваль, а потом с концертом. И это не московская команда, которая всеми уже любима и заполнила собой все эфиры: вытащить команду из глубинки – другое дело. Челябинск, Пермь, Екатеринбург – везде есть интересные коллективы, нужно лишь дать им шанс. Но никто им этот шанс давать не спешит. Все ждут, когда они бросят все у себя и примчатся в Москву стучаться в продюсерские центры и на радиостанции, присылать пластинки, которые никто не будет слушать и которые окажутся в мусорном ведре.
– Расскажи, как у тебя работает эта механика? Вот ты нашел группу, она согласилась на участие в фестивале. Что происходит дальше?
– Прежде всего, я выясняю, может ли группа приехать сама, не выдирая деньги из скудного фестивального бюджета. Я по настроению письма понимаю, способны ли музыканты добраться сами. Потом, соизмеряя затраты, я понимаю, нужно ли вкладывать деньги именно в эту группу или лучше перебросить их на другую, гораздо более ценную. Таким образом расставляются приоритеты. Из-за них порой отказываешься от какой-то типовой музыки в пользу какого-то неожиданного открытия. В Перми я увидел группу «Галия» из Улан-Удэ. Они очень хотели приехать, но расстояния у нас сумасшедшие. Я сразу сказал, что помогу деньгами, но полностью оплатить дорогу не смогу. Но даже при таких условиях они не смогли найти у себя поддержки, пришлось искать им замену. На прошедшем фестивале почти все группы получили от меня финансовую поддержку. Я сам часто езжу по стране по всевозможным фестивалям и могу сказать, что на «Беломор-Буги» – просто европейский уровень по сравнению со многими. Но тут нужно спрашивать не меня, а самих музыкантов. Трехразовое питание, не считая завтрака в комфортабельных гостиницах, транспорт по городу, участие в оплате дороги. Приглашаются ведущие столичные журналисты для того, чтобы мероприятие освещалось и об этих группах написали. Единственное, чего нет – я не заявляю о хэдлайнерах. Их нет на фестивале, есть специальные гости. Это гораздо более аккуратная формулировка. Кто может быть хэдлайнером, по моему разумению? «AC/DC», «Motorhead» и «ZZ Top»… все остальные – специальные гости. Даже известные питерские и московские команды не могут считаться хэдлайнерами, за исключением, разве что, Аквариума и Машины Времени. Но уж точно никак не новоявленные группы, которые считают, что если они куда-то там попали, то они звезды, и теперь все должно быть заточено под них. У меня все команды равны: все живут в одной гостинице, все едят и пьют одно и то же. Время выхода на сцену, конечно, у всех разное, продолжительность выступления. Но остальные условия одинаковые, и это, мне кажется, немаловажно.
– В стилистике фестиваля ты взял ориентацию на достаточно изобретательный и тяжелый гитарный рок. При этом в стране, в основном, играют усредненный вариант «Iron Maiden» а чем дальше от столицы, тем чаще в игре всех команд слышится группа Ария. У тебя групп такого формата на фестивале почти не слышно. Почему ты дистанцируешься от maiden-style? Это связано с тем, что остальное свободное от фестиваля время ты просвещаешь группе «Blind Vandal»?
– Ну, это не совсем точное определение. В линейке фестиваля последних лет наблюдается очень серьезное жанровое разнообразие. Если случается перевес в какую-то одну сторону, то лишь по той причине, что не всегда получается под определённый фестиваль подобрать стилистически разные группы. При всей любви к гитарному року, я делаю фестиваль не только для себя, но и для слушателя, поэтому здесь важно разнообразие.
– Я, скорее, говорю о формировании конъюнктуры как таковой. Понятно, что это эволюционный процесс, который формировался годами. И за это время у тебя выработалось собственное ощущение конъюнктуры - ведь рано или поздно оно возникает у всех. Есть у тебя какие-то определенные критерии, по которым ты определяешь, что группа стопроцентно твоя?
– Конечно, есть, но это невозможно до конца сформулировать. Это как любовь. Ты не можешь сказать, почему тебе нравится тот или иной человек. Можно разложить все на детали: глаза, фигура… Музыка – то же таинство. Есть такая группа Медвежья Икра. Казалось бы, что здесь нового? Но у них есть шарм, есть магия. Это невозможно разложить на составляющие, как формулу. И потом, фестиваль – это букет, икебана. Ты собираешь его так, чтобы все краски были представлены. Хочется показать публике состояние сегодняшней сцены в разных жанрах. Попалась, к примеру, арт-роковая группа, есть фолк, есть что-то тяжелое. И все это выставляется, как на стол: здесь горячее, здесь крепкое, здесь сытное.
– Есть подозрение, что если попросить тебя в чистом поле фестиваль организовать, ты организуешь, и все пройдет успешно. Но почему этого не происходит повсеместно? В той же Норвегии или Финляндии фестивальное движение очень развито, там нормальное явление, когда в каждом городе есть по фестивалю. Что препятствует развитию подобной ситуации в России?
– Мы об этом не раз говорили. Во-первых, начнем с того, что все нуждается в финансировании. Мне повезло: много лет это было сплошной авантюрой, в которой я участвовал как фанатик, и только потом совершенно случайно появились люди, которым понравилось то, что я делал. Людям стало понятно, куда и как расходуются деньги. Их никто не ворует, я не купил на них машину или дачу. Я все вкладываю в фестиваль и отчитываюсь до последнего цента.
А если по пунктам, то, во-первых, до сих пор официальные власти и те, у кого есть деньги, считают рок-музыку сугубо подростковым явлением, музыкой молодого поколения. Хотя многим из этих «молодых поколений» сейчас уже за 60. Во-вторых, уровень жизни: денег все равно мало. В провинции никто не станет это финансировать. Могут дать денег на джаз, потому что джаз сейчас сродни академической музыке, которую нужно прививать молодёжи. Альтернативы в лице рока не признают. Вероятно, тут еще дело в ущербности локальных организаторов, их музыкальной необразованности. Условно говоря, дай организатору в каком-нибудь городе 2 миллиона рублей. Что он сделает, кого он пригласит? Он позовет именно тех, кого увидел на крупном open air, то, что уже замылило все эфиры и звучит из каждого телевизора. И получит то же самое, только уменьшенную копию, – и что?..
– По ощущениям, люди так и набирают рейтинг: одного концерта недостаточно для дальнейшего продвижения. Вот, например, «Moon Far Away». Они сыграли на «Беломоре», оттуда приехали с новой программой на «Звуки Рулят!». Потом едут на «Сотворение Мира», оттуда в Норвегию и Финляндию. Это цепочка прошлого лета. Но что происходит дальше?
– Ничего не происходит.
– «Moon Far Away» – группа мирового уровня. Люди выступили на «Сотворении» перед аудиторией в несколько тысяч человек, съездили, отыграли – и все. Но дальше все в руках промоутеров, которые разыскивают на фестивалях новые команды. И ты, по твоим собственным словам, тоже.
– Я, как вербовщик НХЛ, езжу и смотрю матчи хоккеистов, выбираю и приглашаю – это проще. Фестиваль – как готовое блюдо, и можно выдернуть из него самые лакомые кусочки, пригласить к себе и сделать фестиваль ещё лучше. Сколько раз я был на «Rock Line», я был с группой, поэтому целиком его посмотреть не удавалось. Сейчас же я впервые приехал специально в качестве слушателя и посмотрел всю программу. Не все понравилось, но те, кого я пригласил оттуда, украсили мой фестиваль и были центровыми фигурами.
– То есть можно сказать, что эта перекрестная система опыления промоутеров приняла на себя функции СМИ, которые долгое время служили источником информации о новой музыке. Но ведь энтузиазм промоутеров тоже конечен. Ты видишь какой-то выход из этой ситуации?
– Я чувствую и по своим настроениям, что это не может длиться вечно. Смешно говорить о какой-то государственной поддержке – ее не будет. Смешно говорить о вдруг возникшем понимании деятелей московского шоу-бизнеса. Классический случай: телеканал «A1». Все за него схватились, считая, что вот оно, окно в Европу, пусть через альтернативную музыку. И что сейчас? Попав на канал, я тут же его переключаю: меня тут ничто не греет. Да, они сменили жанр. Но тогда нужно было менять и название, ведь 90 процентов зрителей ушли с этого канала, потому что изначально там все было завязано на рок-альтернативе. Возвращаясь к твоему вопросу: выхода я не вижу. Не думаю, что это может решиться на уровне министерств. Если будут личности, которые могут как-то повлиять на ситуацию, что-то изменится. Эти личности уже есть – тот же Троицкий, к примеру. Но я пришел как-то раз на его семинар, и он его начал со слов о политике. Я понимаю, что он говорил о том, что его действительно взволновало, но все-таки это был музыкальная конференция, туда специально приехали люди и ждали они совсем не этого. Мне кажется, Артем мог бы в два счета найти возможности, например, открыть рок-станцию или рок-журнал, чтобы кого-то продвинуть. Но ему, похоже, это уже не интересно! Схема банальна и на Западе все до сих пор именно так и работает. У станций есть своя аудитория, журналы продаются.
– В том-то и дело, что уже не продаются. Там ведь аналогичная ситуация: основной доход музыкальным СМИ приносила реклама пива и табачных изделий. В связи с новым законом о рекламе об этом придется забыть. Поэтому остаются либо политика, либо убыточность, к чему многие здесь просто не готовы. При этом у тебя ситуация еще не самая плохая - у тебя есть «подушка безопасности» в виде клуба.
– Доход от клуба как раз позволяет финансировать фестиваль. Я мог бы ничего не делать все эти годы и накапливать свое благосостояние. Но я не изменился и по-прежнему занимаюсь тем, что мне наиболее интересно. Появившиеся деньги лишь расширили возможности.
– Может, дело как раз в том, что ты не меняешься? Наша беседа началась со слов об угасании интереса публики к жанру. Может, действительно настало время других жанров?
– Другие жанры еще менее интересны и менее популярны, чем те, что мы называем «угасающими».
– Ну вот, к примеру, есть рэп. Ты бы сделал рэп-фестиваль?
– Все-таки меня самого это должно занимать. Я бы мог сделать фестиваль, к примеру, гитарного джаза или академической скрипки. А рэп – это скорее литература, а не музыка.
– Осенью ты готовишь уже 20-й фестиваль. И все от тебя ждут очень сильного события. Про лайн-ап даже спрашивать не буду – все равно не ответишь. Но ведь опять все делается фактически на твоих плечах... ты не устал быть Александром Матросовым?
– А здесь нет никакого мазохизма или упоения: «Вот, меня никто не поддерживает, но я все равно сделаю и докажу всем и себе». Это нормальное восприятие действительности. Я давно уже удивляюсь некоторым вещам в Европе или Англии. Как существовал паб на том же месте 300 лет назад, так он и существует. Летом я был в Финляндии на фестивале «Pori Jazz» – он проходил уже в 47 раз! Там живут традиции. Хочется, чтобы и у нас появились такие вещи, фундаментальные и основополагающие для жанра, для культуры, для города. Вот это меня греет и вдохновляет. Я считаю, за этим и стоит государственная стабильность: в непреходящих ценностях в виде таких вот небольших фестивалей с собственным лицом и собственными сложившимися традициями. Рано или поздно, это привлечет интерес и туристов, и местных жителей, если они станут частью культурной жизни отдельных городов, регионов и страны в целом. Можно судорожно метаться от идеи к идее: «Рок-фестиваль не получился – сделаю рэп-фестиваль. Рэп не пошел – займусь созданием электронного канала». И все это лишь бы нащупать жилку и накопить на очередной мерседес. Нет, моя условная схема: из года в год на той же улице продавать пиво одного и того же качества. Почему у англичан это выходит, а мы должны без конца метаться?
– Как бы выглядел идеальный лайн-ап Беломор-Буги, будь у тебя безграничные возможности?
– Ох, хороший вопрос. Думаю, тут не будет мировых звезд первой величины. Финансовые возможности позволили бы мне еще глубже заняться поиском новых имен у нас по обе стороны Урала и помочь им заявить о себе. Звезд везти на фестиваль нет смысла, потому что тогда все будут стоять перед сценой и думать: «Когда же закончат играть эти убогие провинциалы и когда, наконец, выйдут великие «Muse»?». Нет, это для сольных концертов с большим шоу, видео-инсталляциями. А так, сейчас у меня была мысль собрать на юбилейный фестиваль участников предыдущих лет, оставивших наибольший след в его истории. К примеру, «Animal Jazz», которые выступали у нас, еще будучи никому неизвестными, в 2002 году. Шикарная команда «Экстраверт» из Иркутска, «Индиго-Дива» из Челябинска, «Друзья брата жениха» из Челябинска. Все эти команды до сих пор играют, но степень их известности далеко не соответствует тому потенциалу, который у них есть. Смешно говорить: «Не повезло». Так у нас сложено все в стране, что и не могло повезти. Если ты не в Москве или Петербурге. И это, по-честному, полная херня! Никто не спешит заниматься селекционной работой, как я, и отыскивать группы из Самары или Сыктывкара. Это нафиг никому не нужно. У меня есть понимание, как это должно происходить, и мне не жалко ни сил, ни денег, чтобы найти какую-то команду и дать ей шанс проявить себя хотя бы в рамках Архангельска, получить поддержку от СМИ – и это все, что я могу им дать.
– Тогда последний вопрос. Представим себе, что ты пишешь справочник для чайников «Как организовать фестиваль у себя в городе». О чем нужно помнить, с чего нужно начинать?
– Начинать нужно с того, что ты садишься, как добропорядочная хозяйка перед походом в магазин, и смотришь, что есть, чего нет, считаешь бюджет. Когда ты все подсчитал, ты должен понимать, что ты либо тратишь все деньги на звезд – красавцев из Москвы и Петербурга, – либо ты разрабатываешь меню из разносолов и нетрадиционной интересной кухни и бросаешь деньги на 3–4 действительно интересные команды. Речь здесь не только о культпросвете, поддержке провинциальной музыки и так далее. Для тех, кто уже состоялся на сцене, это становится коммерцией, а поддерживать имеет смысл тех, кому это действительно нужно. И за таким подходом будущее…
