– Илья Яковлевич, люди, не имеющие непосредственного отношения к медицине, зачастую не представляют, в чем заключается работа врача анестезиолога-реаниматолога…
– У нас же две специальности – анестезиолог и реаниматолог. А вас что интересует? – сразу спрашивает меня врач. – Это же две разные дисциплины.
– А почему тогда специальность так называется?
– Во многих странах, в том числе и в России, в клиниках и центрах есть отделение реанимации и отделение анестезиологии. У нас такая система сложилась давно, еще с прошлого века. Анестезиологов, к сожалению, было и остаётся по-прежнему мало.
– Если говорить популярным языком, чем занимается анестезиолог?
– Накануне операции мы смотрим больных, знакомимся с ними, выясняем особенности их состояния, сопутствующую патологию, то есть проводим предоперационный осмотр. Если нужно, то осуществляем консультативную помощь. Предоперационный осмотр заканчивается назначением премедикации, чтобы больные как можно меньше волновались.
На следующий день проводим анестезию. Мы выполняем анестезию по разным методам: есть регионарная анестезия, когда человек находится в сознании; есть так называемая «общая» анестезия; внутривенная – это короткие, но самые сложные наркозы. Существуют много разных методов, но сейчас число регионарных анестезий возрастает, потому что данный метод более управляемый и болевые синдромы после операций значительно менее выражены.
Также считается, что первые сутки после операции – это анестезиологические сутки. На утро после операции мы проверяем состояние больного, и при необходимости совместно с лечащим врачом корригируем дальнейшую терапию.
– Есть мнение, что сорок процентов любой операции – это работа анестезиолога. Вы согласны с таким мнением?
– За больного несут ответственность все – и лечащий врач, и анестезиолог, поэтому разговор о процентах здесь неуместен.
– Часто пациенты боятся не самого хирургического вмешательства, а именно наркоза. Как вы думаете, с чем связаны эти опасения?
– Я даже не знаю, почему так происходит, но действительно многие пациенты боятся именно анестезии. Но для того мы и приходим перед операцией, чтобы познакомиться с больным, наладить с ним контакт и объяснить ему, что будет происходить во время и после операции и анестезии.
Многие пациенты переживают, что не проснутся, и их почему-то не всегда так же интересует, как пройдет сама операция. Часть больных вообще во время операции находятся в сознании, и мы имеем возможность с ними общаться, некоторые слушают музыку в операционной, у некоторых даже есть возможность видеть свою операцию.
Мифы о вредности
– Также бытует мнение, что наркоз вреден для организма. Так ли это?
– Вообще, если анестезия адекватно проведена, то никаких рисков нет. Могут быть побочные действия препаратов. Говорят, что после анестезии ухудшаются когнитивные функции, у человека снижается память – не знаю, мне кажется, что все это субъективно. Точно говорить о том, что наркоз ухудшает состояние человека, нельзя. В тяжелых и спорных случаях ход операции и анестезии обсуждается совместно с лечащим врачом.
– Как за время вашей работы в качестве анестезиолога поменялись препараты для проведения наркоза и анестезии, ведь раньше они были, например, более токсичными?
– Я работаю врачом 22 года, и за то время многое изменилось. Фармакология идет большими шагами. Когда мы только начинали, у нас многие иглы и катетеры для регионарных анестезий были не настолько качественные. Сейчас же движение идет в сторону безопасности пациента и минимизации возможных осложнений.
– Есть противопоказания к применению анестезии?
– Бывают случаи, когда приходится проводить операции и под местной анестезией.
Вот сегодня решается вопрос с больным – оперировать или нет? У пациента больные легкие – ХОБЛ (хроническая обструктивная болезнь легких – Прим. ред.). Курильщик. У курильщиков легочная ткань заменяется соединительной, если ему проводить операцию под общей анестезией, то есть большая вероятность, что в дальнейшем сам он дышать не сможет.
– Может ли пациент под наркозом видеть сновидения?
– Видят. Есть ряд препаратов, которые вызывают сновидения, причем цветные, но сейчас они используются редко. Кто-то видит сны, кто-то просто спит. Нельзя сказать, что мы специально формируем сны по желанию.
– А бывают случаи, что пациенты сами просят провести общий наркоз, чтобы не было ощущения присутствия на операции?
– Например, наши нейрохирурги проводят такие операции, которые, по идее, можно было бы провести по регионарной методике, но вылежит ли пациент на операционном столе пять часов? Каково ему будет? Поэтому мы в таких случаях временно «выключаем» его. Так мы создаем чувство комфорта и для пациента, и для хирургов.
Бывает, мы проводим анестезию и по желанию пациента, если он не хочет эффекта присутствия в операционной. Нам порой говорят: «Усыпите меня», но усыпляют обычно собачек или кошечек и в других учреждениях.
Забыть о боли
С марта 2015 года на базе Первой городской больницы начала свою работу служба лечения боли, которую возглавил Илья Насонов. Главной задачей службы является обеспечение своевременного и эффективного обезболивания пациентов. Врачей службы боли еще называют альгологами, специалистами, которые лечат боль.
– Илья Яковлевич, для чего было необходимо создавать отдельную службу?
– У нас в больнице проводится достаточно много операций. Любая операция – это невольное причинение травмы организму, независимо, проводилась она под наркозом или без него.
Если человек испытывает боль, то для организма это стрессовая ситуация, у него ослабляются иммунные процессы, замедляется заживление ран, возможны и другие послеоперационные осложнения. Их мы и профилактируем. Чем меньше болевой синдром, тем меньше осложнений, чем меньше осложнений, тем быстрее пациент поправляется, чем быстрее он поправляется, тем быстрее выписывается.
Любому приятнее себя чувствовать после операции полноценным человеком, а не лежать, как на ножах, от боли.
– Является ли служба лечения боли уникальной для Архангельской области?
– Есть клиники и в Петербурге, и в Москве. На государственной базе таких служб создано немного. В нашем городе существует полноценная клиника, занимающаяся лечением болевых синдромов амбулаторно.
– Сколько врачей работает в вашей службе?
– В нашем штате три врача – два анестезиолога и невролог. А также две медицинских сестры. Почти все имеют высшую квалификационную категорию.
– Этого достаточно?
– На данный момент достаточно. Но мы планируем и далее расширяться, в штате, возможно, в скором времени появятся и хирург, и травматолог, и нейрохирург, и эндоскопист.
– Что вы делаете, чтобы боль ушла?
– Наша служба на данном этапе работы призвана систематизировать послеоперационное обезболивание наших пациентов.
Боль бывает острая и хроническая – это два разных понятия, которые по-разному и лечатся. Сейчас мы занимается преимущественно острой болью. Когда нам выделят помещение и дополнительное оборудование, тогда мы займемся более широко и хронической болью. Это совершенно другой кластер больных, требующих других подходов к лечению.
Если нам не удается снять болевой синдром медикаментозным путем, тогда применяем уже инвазивные методы лечения. Где-то мы можем «выключить» болевую чувствительность, но сохранить двигательную активность. Если эта какая-то локальная зона, то, зная хорошо анатомию, мы можем селективно выключить и один нерв или его веточку.
Также мы выполняем блокады, при которых частично нарушается структура нерва, но сохраняется двигательная активность. Зачастую возникают парестезии, то есть онемение, но выбор между болью или онемением очевиден.
– А острая боль может перерасти в хроническую?
– Для этого мы и существуем, чтобы этого не допустить. Но многие люди сами долго терпят, и это неправильно. В нашей стране у населения мало понятия культуры здоровья. На Западе люди при любой боли обращаются к врачу, который решает, что делать дальше. У нас же могут терпеть до последнего.
Работа на энтузиазме
– Есть нехватка врачей-анестезиологов?
– Нас мало. Работа ответственная и тяжелая, постоянный стресс и нагрузка большая. Укомплектованность анестезиологами в общем по стране невысокая. Нам активно помогает кафедра анестезиологии и реаниматологии СГМУ, но это не решает полностью данную проблему.
– Меньше стали учиться на анестезиологов или меньше работать по профессии?
– Могут и учиться, но работать по специальности стали меньше. Это изнурительный труд. У людей изменяется менталитет, энтузиастов, к сожалению, становится все меньше, но они существуют.
– Наверное, и в частные клиники уходят?
– Наверное, уходят. У каждого свой путь. Знаю точно, что в больнице нужно работать с энтузиазмом. Когда есть отдача, то это приносит непередаваемое удовлетворение.
Когда меня принимали на работу, мне говорили, что работа – это второй дом, но иногда она может быть и первым. С годами я убедился, что так оно и есть. На работе проводишь больше времени, чем дома.
– А отдачу от пациентов чувствуете?
– Для меня главный результат, если человек поправился. Честно скажу, это не высокие слова. Когда видишь положительный результат лечения, то это дает колоссальную моральную отдачу. И еще большее желание помогать людям.
