Пьеса молодого француза Пьера Нотта с 2008-го успела снискать широкую популярность не только в Европе, но и в России – ее уже поставили в нескольких известных театрах обеих столиц и губернских городов страны. Мало того, это произведение было названо в год его выхода лучшей пьесой года.
Архангельскую постановку режиссер Алексей Ермилышев определил как «черная комедия», однако, по нашему мнению, до столь однозначного жанра постановка не дотянула. Хотя это не в минус – скорее, в плюс. Мы увидели в ней больше оставленных без окончательной концовки философских парадигм, чем, наверное, того предполагал сам автор.
Если кратко, то сюжет построен, как нам показалось, на похождениях, реальных и ментальных, двух дамочек в возрасте, которые со смертью матери освободились от кое-каких психологических запретов и отправились в путешествие в поисках утраченного и нереализованного своего детства.
Почившая в почтенном возрасте маман оставила после себя лишь горстку пепла, лавку да коробочку воспоминаний, с коей две женщины и пускаются в первое в своей жизни самостоятельное приключение на поиски могилы отца, которого, как выясняется, они помнят весьма слабо. Знают лишь, что могила находится где-то на севере, что само по себе довольно символично – французы воспринимают север своей страны как нечто отличающееся от цивилизации центрального региона Иль-де-Франс – это традиционно воспринимается жителями центральных и южных провинций как земли уныния, старости, смерти, если хотите. Однако Амьен, куда дамочки задумали ехать, располагается примерно на полпути от Парижа до крайней северной точки октагона. На пути медам, что называется, пустились во все тяжкие – угнали автобус, попали в полицейский участок, на молодежную дискотеку, в бар – а вот конец путешествия… зрители его поняли, как выяснилось, совсем не так, как видел его режиссер спектакля.
Способ осмыслить?
Сценография спектакля крайне минималистична – все, что зритель видит на сцене – это нитяной занавес, на который транслируются песочные рисунки северодвинского художника Александра Менухова, коробочку из-под леденцов монпансье, представляющуюся то урной с прахом, то коробочкой с оставшимися от матери личными вещами и здоровенную больничную кровать, представляющую в хронологии постановки то автобус, то барную стойку, то кабинет жандармерии. Наверное, спектакль никогда не выйдет за пределы камерной сцены. По крайней мере, в том виде, в котором он был представлен на премьерном показе. Если вдруг руководству театра вздумается перенести его на главную театральную площадку, как минимум придется менять всю сценографию.
Кстати, именно такой элемент декорации как больничная кровать показался тем самым «memento mori», красной лентой проходящим через всю сюжетную линию.
Память – песок
Рисунки Александра Менухова, составляющие особый концепт спектакля, также уводят настроение зрителя в некоторую метафизическую сферу воспоминаний главных героинь пьесы. Песок – вещество зыбкое и неустойчивое, и рисунки на нем сродни человеческой памяти. Нарисованный фрагмент легко уносится ветром, и на его месте появляется другой. Но именно на песочной графике стоит остановиться несколько подробнее.
По словам художника, он работал над своим сегментом спектакля около месяца. Все зарисовки отдавались на откуп режиссеру, который вынужден был оставить в конечном варианте лишь малую часть из них.
– Вначале мы обсуждали, что хотел бы видеть режиссёр: какой образ и в какой сцене. Затем я делал эскизы и на их основе создавал рисунки песком, – рассказал Александр Менухов. – Все сцены я снимал на камеру. Как правило, делал несколько вариантов. Алексей просматривал и выбранный материал отдавал в монтажный цех.
По словам художника, шестичасовой материал, бывало, воплощался в спектакле в минутный. Две большие зарисовки появились в начале и конце спектакля. Первая, надо признать, вышла отдельным номером, когда сестры вспоминали всех мужчин, которые когда-то нравились их матери: Габен, Фюнес, Маре, Делон, Дассен, Рено, Ришар, Депардье – почти полный список известной во всем мире французской поп-культуры. К сожалению, мы не увидели того, как этот видеоряд был обыгран, а возможности были. Показалось интересным, но несколько оторванным от канвы спектакля номером. Хотя некоторые присутствовавшие в зрительском зале все-таки оправдали для себя этот отрывок как визуализацию фотоальбома почившей женщины, что, впрочем, в пьесе заявлено не было. А поэтому оставим свое обывательское мнение за собой. Весь остальной песочный видеоряд ограничился лишь аннотациями, обозначающими место, куда переносится действие.
А вот финальный рисунок – это было как объяснение всего смысла постановки, который зрители и режиссер увидели по-разному. Но об этом чуть позже.
По словам художника, песок, который символизирует прах, оправдан тематически и по сюжету, а также вносит нотку лирики в сценическое повествование и оформление.
– С помощью песка мы выражаем идею разговора матери с дочерями через нарисованные образы, – пояснил свое участие в постановке Александр Менухов. – В одном из разговоров с Алексеем Ермилышевым я обмолвился, что хотел бы создать спектакль, в котором видеоряд, в том числе, с рисованием песком, выполнял бы функцию сценографии. Мне давно хотелось поучаствовать в более масштабном проекте, а не просто рисовать песком пятиминутные истории на концертах.
И вот самая странная и неоднозначная часть спектакля – концовка. Две сестры после всех своих чудачеств затормозили на угнанном автобусе-кровати где-то на краю пропасти. Автобус балансирует, сестры пытаются его выровнять и вдруг… засыпают. Над всем этим на задник транслируется рисунок Александра Менухова: две маленькие девочки спят на коленях своих папы и мамы – удивительно волнующая и спокойная сцена. Но вот почему-то нам показалось, что в поисках своего утраченного детства сестры воссоединились со своими умершими родителями и нашли то детство, которого у них не было. Они шли к этому всю дорогу от Парижа до Амьена. Шли и нашли то, что искали всю жизнь. Теперь они вместе, теперь они понимают друг друга, теперь им хорошо вместе.
Режиссер сам был несколько удивлен таким восприятием концовки. Но, наверное, тем и интереснее – посмотреть, каким вам покажется финал.
«Аншлаг» – не уместен?
Мы сочли необходимым обмолвиться еще и о том, что общее, в целом хорошее впечатление о спектакле несколько омрачила реакция группы зрителей, сидевших в центре амфитеатра камерной сцены. Как нам показалось, это были молодые артисты – студенты театра драмы. Хохот, во многих местах неуместный, раздавался на протяжении всего показа. Создалось ощущение, что молодых людей посадили как клакёров, целью которых было подстегивать реакцию зрителя. Не думаем, что в зале даже на предпоказе собрались люди, не способные на эмоциональные реакции без посторонней помощи. То ли в силу своей неопытности, то ли странного чувства юмора, феерический «ржач» раздавался то и дело даже не на самых остроумных диалогах актеров. Временами смех молодежной группы раздавался даже во время острот, соперничавших по уровню юмора даже с монологами Елены Степаненко. Ну не надо считать зрителей за идиотов, не способных отделить смешное от несмешного и временами трагичного. Напоследок хотелось бы сказать, что игра двух актрис Людмилы Советовой и Галины Морозовой была великолепна. Очень неплохо показали себя и «немые» актеры просцениума, которые заполнили пустоту камерной сцены.
