Всадники Апокалипсиса пронеслись над столицей Севера

В рамках «Европейской весны» на площадке драмтеатра показали нашумевший спектакль Диденко «Конармия»

В рамках «Европейской весны» на площадке драмтеатра показали нашумевший спектакль Диденко «Конармия»

С шумом и треском, оставляя за собой втёртые в покрытие сцены горы тел мучеников и убийц, размазанные пятна то ли краски, то ли крови и слёз, по Архангельску прокатилась «Конармия». Пожалуй, трудно припомнить на «Европейской весне», да и вообще на архангельских подмостках, действа более мощного и противоречивого, поднимающего душу или, наоборот, убивающего её.

Легендарная Первая конная армия под командованием Будённого продвигается по украинской земле в направлении Варшавы, оставляя за собой перепаханные в мясо территории, судьбы – гумус, на котором должен вырасти новый мир. Но что стоит за легендой? Сюжет строится на объединенных в роман заметках еврея-интеллигента Исаака Бабеля, втянутого в беспощадный механизм братоубийственной войны.

Спектакль Максима Диденко «Конармия», поставленный силами воспитанников Школы-студии МХАТ мастерской Дмитрия Брусникина вряд ли может втиснуться в столь безликое определение. По жанровой принадлежности его предлагают отнести к балету-оратории, хотя, как показалось, и этого недостаточно. Гремящая визуальная метафорика, аллюзии на сюжеты полотен мастеров Ренессанса, надрывная пластика актёров и пронзающие насквозь до вибрации внутренних органов вокальные номера – «Конармия» почти в буквальном смысле растоптала не только впечатлительного театрала, но и проехалась железным колесом даже по весьма далекому от театра зрителю.

Унесённые воплем

Спектакль начинается задолго до третьего звонка с весьма узнаваемой аллюзии на «Тайную вечерю». Первые зашедшие в зал зрители видят на сцене длинный стол, за которым сидит один человек. Постепенно, до третьего звонка, один за одним, к нему безмолвно присоединяются ещё шестнадцать. Тишина, составленная из какого-то напряжённого, отдалённого, почти несчитываемого гула вдруг прерывается воплем-крещендо, вырвавшимся сразу отовсюду – и всё, обыденное сознание зрителя захвачено круговертью сценического действа. Тела, столы, стулья – всё, что было на сцене, – вдруг взрывается в некое хаотичное месиво, превратившееся в хореографически слаженный номер.

В таких номерах и заключена основная мысль о коллективном бессознательном, точнее, коллективном безумии – машине под названием Первая конная, из которой впоследствии будут вырваны отдельные сюжетные линии. Актёры сапогами своих героев словно вбивают в сцену и в зрителя ощущение непреодолимой мощи грандиозной идеи, которой следуют палачи старого и творцы нового. Такой же пластикой собраны и другие, параллельные блоки спектакля. Будет и лирика, и реалистичные до тошноты пластические номера. Причём сделано всё так, что зритель легко считывает вложенный в них смысл. Так, к примеру, изящно, но в то же время крайне натуралистично решен вопрос со сценой насильственной дефлорации, когда сей неприглядный акт играется всего лишь с помощью ладоней и красной краски.

Обрывки «здравого смысла»

Линейное повествование неизменно ускользает не только от знакомого с бабелевскими произведениями, но и от неподготовленного зрителя – его «маршрутность» определена появляющимися на заднике названиями городов, один за другим словно возникающими и исчезающими под копытами красной конницы. Зато параллельные сцены строятся на четырёх фундаментальных основах: еврейская и украинская культуры, одержимость величием идеи и вседозволенности красными всадниками апокалипсиса старого мира и объединяющей все легко читаемой ренессансной аллюзией, отсылающей происходящее к библейским сюжетам земных страстей и покрытой то ли багряной плащаницей, то ли кровавым знаменем Богоматери. Тут и «Снятие с креста», и «Положение во гроб», и «Оплакивание Христа» … И Иисус здесь, скорее всего, не аллегория, не метафора – почти реально ощущаемый образ, как у Блока в «Двенадцати». Его земные страсти, творимые над ним зверства – как символ несомой всадниками новой веры.

А вот Дева Мария, наоборот, выступает больше наблюдателем, нежели прямой участницей событий. Хотя в её образе соединено многое – она и хранительница терзаемой страны, и проводник душ погибших, целого гибнущего мира в образе Иисуса Христа. Она нашла свою ипостась даже в новой религии – в её образе угадывается даже сама Революция с полотна Делакруа «Свобода на баррикадах»

И Богоматерь, и Спаситель то и дело появляются на сцене, как бы обозначая своё присутствие в творящемся сюжетном хаосе, соединяя еврейство и христианство, старое и новое, наблюдая отстранённо или принося себя в жертву подобно их библейским ипостасям. Колесо времени вечно – вероятно, поэтому зачастую они движутся на манер египетских богов с фресок пирамид. Такие появления библейских персонажей и их втянутость в действие той или иной мизансцены и объединяют рваное, на первый взгляд, сюжетное пространство.

Голь на выдумку…

Конечно, впечатлила актёрская игра. Вернее, её слаженность, студийность, если хотите. Спектакль не проходной, и было видно, что актёры относятся к нему не как к какой-то антрепризе. Да и невозможно, наверное, относиться к нему как-то иначе – только если пропустить всю эту «конницу» по собственным венам и нервам.

Хореографические номера отработаны до такой синхронности, что ей позавидовал бы любой «Тодес», а каждая из вокальных партий смогла бы стать отдельным номером, не будь она увязана с рвущей душу визуальной составляющей.

Совершенно отдельные эмоции вызвало хоровое исполнение, заставлявшее, казалось, вибрировать стены зрительного зала: то ли католический хорал, то ли языческое камлание с бубном, то ли еврейский плач или разухабистая украинская плясовая, то ли походный будённовский марш – пугающая до озноба низкая тональность, дьявол в музыке.

То, что некоторые сцены многих шокировали – да, пара-тройка десятков зрителей, увидев «обнажёнку», покинули зал. Но зададимся вопросом – так ли это было необходимо? Оспаривать режиссёрский замысел – дело крайне неблагодарное, но, как показалось, без неё постановка потеряла бы часть своего мощнейшего психологического эффекта. Вспомним-ка то же «Купание красного коня» Петрова-Водкина – в картине почему-то никто никакого эротического подтекста не видит – лишь голая (простите за каламбур) метафора. В спектакле такой ход тоже приобретает некий метафорический смысл. Это и неприкрытые обнаженные души всадников с их ломаными гротескными движениями, это и отрицание всего старого, сброшенного вместе с одеждой, а потому и вся творимая «чернуха» для них – не что иное как абсолютное избавление от оков принятой ранее человечности, обнажённое звериное естество.

Все там будем

Почти два часа напряженного всматривания и вслушивания для зрителя заканчиваются очередной сценографической метаморфозой – столы сдвигаются в форму квадрата, центр которого – могила, куда медленно, словно в рапиде, засасывает тела. Все без разбора. Апофеоз войны, когда смерть уравнивает и жертв, и их палачей. Невероятно сильный образ, итогом которого звучит финальная баллада собравшимся за столом-могилой хором.

Выдохнули, встали, аплодисменты. Вышли из зала – разговаривать ни с кем не хочется. Как нет вполне резонного желания почитать Бабеля. Это было что-то из области иного восприятия, иного уровня ощущений. «Конармия» так просто не уходит.

Что еще почитать

В регионах

Новости региона

Все новости

Новости

Самое читаемое

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру