Виктор Панов: «Я всю жизнь играю с тем, что пришло»

Что пришлось пройти одному из самых неординарных театров столицы Поморья

О явлении, называемом «Архангельским молодежным театром» было сказано немало, однако 40-летний юбилей — повод не только оглянуться назад, но попытаться осознать место этого явления в жизни его создателей, актеров, зрителей и даже тех, кому еще только предстоит вдохнуть запах кулис. Основатель и бессменный рулевой Молодежки о пройденном пути, лаврах и овациях, терниях и шипах...  

Виктор Панов: «Я всю жизнь играю с тем, что пришло»

После 15 лет в Доме культуры Красной кузницы, многочисленных наград за всевозможные смотры-конкурсы Виктор Панов решился на шаг, который круто изменил не только его собственную жизнь, но и культурную жизнь Архангельска – на свет появился Архангельский молодежный театр. Хотя устоявшееся ныне название тогда было так же молодо, как и люди его создававшие – Архангельский экспериментальный театр-студия. Да и начинался он, по признанию худрука, не простым росчерком пера. Становление происходило иногда мучительно, иногда блестяще, вставлялись палки в колеса и рвались шаблоны – таким вот непростым оказался эксперимент, ставший творческим принципом.

– Когда я уходил из Ломоносовского драмтеатра, а буквально на следующий день позвонил народный артист Сергей Плотников и сказал: «приходи, тебя возьмут обратно», я за один день понял, что такое свобода – не хочу быть актером, пойду по другой части. Начитавшись журналов и объехав весь Советский союз, я решил, что хочу создать свой театр-студию, — внезапно осознал Виктор Петрович и... в 35 лет поступил в одно из лучших театральных училищ мира, знаменитое Щукинское. А вот с собственным театром все было непросто.

Я был запрещенным человеком

– Во-первых, мне не разрешали делать свой театр – я был запрещенным человеком. Все думал, откуда это во мне?.. А началось все, наверное, с того момента, когда меня выгнали из пионеров. Три с половиной года я пролежал в санатории «Евда», потом была реабилитация, и, чтобы не остаться инвалидом, приходилось бегать, драться. И вот, как сейчас помню, в 23 школе на втором этаже уронил гипсовый бюст Сталина. Это было классе в третьем. Помню, как мы стоим в школьном коридоре и... скрип сапог нашего директора-фронтовика Дмитрия Григорьевича Дитятьева, в которого мы все были невероятно влюблены. Как в тишине прогремели слова: «Кто уронил бюст вождя?» Тогда никто никого не сдал. Зато мне очень хорошо врезался в память «расстрелянный» Пушкин в актовом зале напротив. Как я стою и смотрю на этот исколупанный пульками от рогаток бюст поэта.

Тогда ли заложилась в будущем худруке эта вечная дилемма: за Пушкина ничего, а за Сталина... да лучше и не думать, что могло быть за Сталина, но для острастки Панова все же исключили из пионеров.

Не вышло и с будущей политически правильной карьерой. С комсомолом не сложилось из-за того, что не понятно было, куда платить членские взносы, а в партию, по признанию самого Виктора Панова, его никто и не думал позвать, поскольку, по его собственному убеждению, он «развалил бы ее изнутри». Послушать старые истории, так этой самой партии и в самом деле было, чего опасаться:

– В то время, когда Хрущев обещал построить коммунизм к 80 году, я вставал на столб, который был напротив ресторана «Полярный», и не ничуть не стесняясь читал сатиру на генсека:

«У Хрущева припадок истерики,

Слушай, Родина, крик толстяка,

Мы догоним – обгоним Америку

в деле мяса и молока!»

Тут же меня сдирали с этого импровизированного пьедестала, отправляли в отделение милиции.

А еще были постоянные драки на «сковородке» – так называлась в народе танцплощадка на стадионе «Динамо» – фарцовка и разная другая не слишком приветствуемая тогдашними коммунистическими властями деятельность. И все, как говорится, по лезвию бритвы...

Наверное, я ничего бы сейчас не рассказывал, если бы не два моих замечательных родственника. Один из них – секретарь обкома партии Борис Сергеевич Нечаев. А второй был, по-моему, главным прокурором области, а потом стал заместителем генерального прокурора в Москве. Оба родом из Красноборска. Может быть, только поэтому меня нигде не сгноили. Помню, когда родители уезжали, я жил у Нечаева. Доставляют меня в участок, спрашивают адрес проживания, а когда начинают туда звонить, продолжают разговаривать уже стоя... За мной приезжала черная «Победа» и увозила меня домой.

«Свечка» в темноте

Никому так и не пришло бы в голову разрешить Панову делать театр, хотя к тому времени у него уже был и неудобный для власти «Театр эстрадных миниатюр» в АЛТИ, и другие коллективы. Пришлось просить уже увенчанного лаврами Сергея Николаевича Плотникова, народного артиста, стать председателем приемной комиссии. Для этого привез письмо от ректора Щукинского училища Бориса Евгеньевича Захавы. И только тогда было дано разрешение на создание собственного театра.

Было прослушано более полутысячи человек. Сначала отобрали чуть больше пятидесяти. Но потом приехали «щукинцы» Татьяна Асейкина, Андрей Дразнин – величайшие педагоги – и говорят: «Витя, это очень много – надо оставить максимум 25». Никогда не забуду, как люди падали на колени, плакали – такая была востребованность в самореализации через культуру и искусство!

29 октября, 41 год назад, новый творческий коллектив собрался в «Свечке» (Доме культуры работников просвещения – сейчас там торгуют едой), и вдруг погас свет, откуда-то на всех столах появились свечки. И практически сразу хлынул ливень – хороший знак. И с тех пор это Дом культуры как-то все стали называть «свечкой».

– Директор ДК Анастасия Сергеевна Макарова – отважнейший человек – смогла добиться того, чтобы у нас появилось время подготовиться. Тогда, если мы открылись в октябре, то уже в ноябре должен был быть представлен репертуар, что практически невозможно. Нам удалось настоять, чтобы в течение двух лет нас с этим делом не подгоняли. Мы работали: у нас были тренинги, открытые репетиции, к нам приезжали педагоги из Москвы, проводили занятия... И тогда я сказал своим артистам: «Ребята, читайте все, что запрещено!» «Нечаянно» забывал на столе томик Солженицина или еще какого-то неугодного автора и уходил. Потом через недельку обнаруживал его на том же месте – все прочитали.

Цитата:

«Личность – это талант, хорошие примеры и много препятствий. Так вот, препятствий у нас было предостаточно»

Посвящение Высоцкому

Виктор Петрович достает из своих бумаг пожелтевший от времени листок: «Просим вас дать объявление в газете о проведении 24 марта вечера, посвященного Высоцкому». Итак, через пять лет после ухода из жизни Владимира Семеновича, в театре поставили спектакль-посвящение.

До этого нам просто запрещали это делать – просматривали всякие комиссии чуть ли не раз в два месяца. И тогда это объявление не напечатали. Ответ, который мне удалось получить от «Правды Севера» был следующим: «Не принимаем, в связи с тем, что по поводу объявления было предупреждение из обкома КПСС. Через два дня девушку, написавшую объяснение, уволили с работы. Вот так партийные функционеры пытались испортить мне жизнь, как в свое время испортили ее моему попавшему под раскулачивание деду.

А Высоцкого разрешили играть только после того, как театр пригласили играть в знаменитый Театр на Таганке. И это был удар для местных чиновников. На Таганке, когда в конце спектакля на сцене хлынул настоящий ливень, сидевший в зале Леонид Филатов встал и показал что-то вроде немой сцены из «Ревизора». Вот так! А уж раз Москва сказала свое слово – нашим и делать ничего не осталось.

Как автор гимна СССР спас Писахова

Да что говорить о Высоцком – Писахова, и того запрещали играть! «Сенька», видите ли, хлебом-солью встречал интервентов. Что было делать? Да и кто знал тогда, что «Не любо – не слушай» станет визитной карточкой не только театра, а в каком-то плане и всей страны – многие иностранцы начали свое знакомство с русской культурой именно с выступления артистов Молодежного театра на Авиньонском и других театральных фестивалях.

Тогда подумал: «Сегодня рано, завтра поздно – шарахнем ночью!». Спас нас тогда Сергей Владимирович Михалков. Приглашают меня в обком партии. Борис Вениаминович Попов – первый секретарь обкома. Стою перед ним. А перед этим хлопнул два стакана – ну, не люблю я этих кабинетов! Смотрю: сидит, вертит перед собой какую-то красненькую телеграммку. Спрашивает: «У вас есть Писахов?». Отвечаю: «У вас есть. Это вообще-то наше достояние». Тогда Попов вдруг сообщает, мол, вызывают в Москву, лично Сергей Владимирович Михалков, автор гимна СССР. У меня внутри что-то перевернулось, по потолку захотелось пробежать – наконец-то мы его сыграем. Тогда-то первый секретарь обкома приказал кому-то по телефону, чтобы обеспечили выезд театральной экспериментальной студии в Москву.

Уже после Алла Борисовна Покровская призналась: «Вы икону привезли, потрясли всех этим спектаклем!». По словам Виктора Петровича, никогда, ни до, ни после, он не слышал таких продолжительных аплодисментов, какие были тогда в Москве – полчаса точно. А представляла тогда театр Ия Сергеевна Савина – она и стала ангелом-хранителем театра.

– Нас выпустили, наконец, заграницу, по Дунаю. Но и тут пришел донос на нашу артистку Ларису Архагову, которая полгода не платила членские взносы в ВЛКСМ. Я ездил, ругался – кое-как мы ее вывезли. Конечно, из комсомола после этого пришлось выйти. И нас начали долбать – ни одного спектакля не принимали. А ставили мы тогда и Петрушевскую, и Злотникова, и Высоцкого... Репетировали однажды до четырех утра. А на утро Дом культуры полыхнул. Возможно, это был поджог.

Поменяли часы на трусы

Приходилось воевать не только за запрещенные пьесы. Бывало, бороться нужно было даже, казалось бы, просоветские постановки. Вот, например, даже Вахтангов хотел в свое время поставить «Манифест коммунистической партии». Панов его поставил, но только для того, чтобы вставить туда «Двенадцать» Блока.

– Меня убеждали, что нельзя в «Манифесте» читать «В белом венчике из роз впереди Иисус Христос». Извините, но я буду это делать. И сделал. Сейчас никто не верит, а такое было. В итоге мы тогда после колокольного звона вставили гимн Советского союза – поменяли, проще говоря, часы на трусы. Никогда еще не видел столько партийных чиновников разных инстанций.

Показывали постановку во Дворце моряков. На колонны с двух аппаратов «Украина» транслировали с одной стороны кадры с Лениным, на другой – с Брежневым. Все чиновники после этого выходили из зала молча. Хотя один все-таки рот раскрыл:

Один подошел, сказал, что завтра меня ждут в Облсовпрофе. Ответил, что пойду со своим актером Сергеем Карпуниным. Приходим – сидят за столом трое, как тройка печально известная. «Уберите этого человека», говорят. «Нет, не уберу! Скажите мне в присутствии моего актера и директора, почему это нельзя играть?» Не смогли ничего внятного сказать. Похоже, они и спектакль не смотрели. Оказалось, что прицепились к тому, что генсека транслировали на грязный портал сцены. А троица, как оказалось, даже не видела, что на другом портале Ленин был. Просто не смотрели. А актер Сергей Павлов в том спектакле читал Маркса. «А вы специально актеру такую бороду и волосы отрастили?» В общем, попросили нас оттуда в приказном порядке. Тогда я им сказал, что настанет время, когда и всех троих попросят «Вон!». Что там началось! Ведь как у самого Маркса написано: если власть не понимает, все закончится свержением существующей власти.

На трибуне ЮНЕСКО

Так театр пробивался. В архиве Молодежки есть фильм, где архангельский коллектив приветствует Константин Аркадьевич Райкин, который до сих пор следит за его творчеством, великий театровед Дадамян, Дмитрий Брусникин и Роман Козак – актеры курса Олега Ефремова, с которым театр ездил на Соловки, проводил творческие встречи, Алла Покровская... И заканчивает поздравления в фильме сам Михаил Александрович Ульянов!

– Кстати, с Ульяновым я выступал примерно лет 20 назад в штаб-квартире ЮНЕСКО, – вспоминает Панов. – Тема была «Всемирное развитие театра». Мне было предоставлено 45 минут, а Михаилу Александровичу – семь минут для справки. Никогда не забуду, как он спросил, чего я буду говорить, а я ответил, что, мол, театр может поехать в горячие точки. «Не надо, – сказал он. – Требуй оплаты своих фестивалей». И после этого я и понял: в горячие точки должна ездить армия. Естественно, это и сказал с трибуны. В зале был фурор! Тогда мы получили лэйбл ЮНЕСКО десятилетия всемирного развития культуры. А это дается на века!

К слову, был на юбилее театра Андрей Волков, создатель школы «Сколково», который сказал, что если бы не прошел эти три года театра-студии, то не был бы тем, кем стал.

И, наверное, многим далеко за пределами нашей области известны ставшие знаменитыми Международные фестивали уличных театров и «Европейская весна». Если перечислять всех великих актеров, которые побывали в Архангельске в рамках мероприятий Молодежки, то не хватит ни времени, ни места в газете.

Может ли театр переделать мир?

– Стреллер сказал: «К сожалению, все школы мира учат, как играть, а не учат переделывать мир – вот такое у меня отношение к театру, – признает худрук Архангельского молодежного театра. – Так вот: переделать мир невозможно в тех условиях, в которых мы все оказались. Но, как говорил ближайший сподвижник Петра Александр Данилович Меншиков, играть нужно не только, когда козыри на руках, а играть нужно уметь с тем, что пришло. Вот я и играю всю жизнь с тем, что пришло.

Марк Анатольевич Захаров как-то произнес такие слова: «Если мы не научимся говорить правду друг о друге, ничего в театре не будет». Например, 27 марта в Международный день театра, кто-то из великих деятелей всегда делает послание. В этом году послание было от мирового театрального светила Анатолия Васильева и адресовано оно было ко всем театралам:

Фото Захарова

«Нужен ли театр? – спрашивают тысячи разочаровавшихся в театре профессионалов и миллионы уставших от него людей. Зачем он нам? В годы, когда сцена так ничтожна, по сравнению с площадями городов и землями государств, на которых разыгрываются настоящие трагедии из подлинной жизни. Что он нам? Позолоченные ярусы, бархатные кресла, грязные кулисы, вымученные голоса или наоборот — черные боксы, заляпанные грязью и кровью с кучей взбесившихся голых тел.

Что он может сказать?

Все!

Театр может сказать все.

И как боги на небесах живут, и как заключённые в пещерах томятся, и как страсть возвышает, и как любовь губит, и как добрый человек не нужен, и как обман царствует, и как люди живут в квартирах, а дети – в лагерях для беженцев, и как в пустыню возвращаются, и как с любимыми расстаются, театр может сказать обо всем.

Театр был и останется навсегда.

И сейчас, в эти пятьдесят-семьдесят последующих лет, он особенно необходим. Потому что из всех публичных искусств только театр – это из уст в уста, из глаз в глаза, из рук в руки, и от тела – к телу. Ему не нужен посредник, между человеком и человеком – прозачная сторона света, не юг, не север, не восток, не запад – сам по себе свет, светящийся со всех четырех сторон, непосредственно узнаваемый всяким враждебным или дружественным человеком.

Театр нужен разный.

И из разных других и многих – архаичные формы театра будут востребованы прежде всего. Театр ритуальных форм не должен быть противопоставлен театру цивилизованных

народов. Светская культура выхолащивается, «культурная информация» подменяет собою простые сущности и встречу с ними.

Театр открыт. Вход свободный.

К черту гаджеты и компьютеры – идите в театр, занимайте ряды в партере и на ярусах, вслушайтесь в слово и всмотритесь в живые образы – перед вами театр, не пренебрегайте им и не пропустите в своей торопливой жизни.

Театр нужен всякий.

И только один театр не нужен – это театр политических игр, театр политической мышеловки, театр политиков, театр политики. Театр ежедневного террора – личного и коллективного, театр трупов и театр крови на площадях и улицах, в столицах и в провинции, между религиями и этносами.

Опубликован в газете "Московский комсомолец" №16 от 13 апреля 2016

Заголовок в газете: Что пришлось пройти одному из самых неординарных театров столицы Поморья

Что еще почитать

В регионах

Новости региона

Все новости

Новости

Самое читаемое

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру