Колыханов родился в Вологде, но сколотив за рубежом популярную русско-американскую группу «Red Elvises», обосновался в Америке. Он уже около десяти лет занимается собственным музыкальным проектом «Zeerok», который помнится архангелогородцами с фестиваля «Беломор Буги-2007». Казалось бы, для Жени в музыке нет ничего невозможного: одновременно линию баса, аккордового аккомпанемента и соло играют многие гитаристы-акустики, но он сумел дать басу звучание настоящей бас-гитары, сочитая с гитарно-риффовым аккомпанементом с дисторшном, умудряясь при этом свободно импровизационно петь с использованием «лупера», который позволяет делать различные наложения. Неистовые запилы электрогитары, баяна и балалайки 27 и 28 ноября в рок-клубе «Колесо» поддержала убойная ритм-секция группы «Blind Vandal». Перед концертом Женя «Рок» Колыханов рассказал о себе.
– Ты живешь на грани России и Америки. В чем принципиальная музыкальная разница?
– Я совершенно не понимаю, что нужно играть в России. Группа «Ленинград», например, матюгается, и им это сходит с рук, а по радио, напротив, звучат сладенькие песни. Я же предпочел акустический жанр, в котором существует слово как подача смыслового подтекста. Я выбрал цыганский подход и за счет гибрида пытаюсь что-то сделать. У «Zeerok» удачная формула, группа забавляет людей, играет на фестивалях – народу это нравится. Некоторые даже считают, что мы гениальные, а я так не думаю. Мы просто играем, пишем песни и развлекаем народ, но с подтекстом, лирический смысл есть. Вот русские хиты типа «Валера» мы не умеем писать и петь – это формат, а мы не находимся ни в каких рамках.
– Русские в последнее время проявляют больше интереса к зарубежной музыке. Ты находишься внутри этого. Почему так происходит?
– Так сложилось давно. Когда я приезжаю в Россию, мне хочется смеяться, потому что господин Путин говорит: «Нас не интересует Америка». Зато из СМИ постоянно доносится информация о событиях в США. Почему не Тайланд, например? Америка же дикая страна со своими недостатками, которая никогда не будет цивилизованной, потому что люди там ничего не знают, кроме Супермена.
– Как же ты там прижился?
– Потому что в Америке есть возможность такому простому, рожденному в СССР, русскому цыгану путешествовать по стране. Гастрольные группы там воспринимают, если есть достаточно эклектичный материал: идет ставка на музыкальность, на маленький веселенький перчененький репертуар, небольшую смысловую нагрузку. Я не думаю, что русскому будет интересно на наших концертах. Хотя у меня написано уже много всяких стихов для русских.
– Ты адаптируешь репертуар под публику?
– Конечно. Я смотрю, кто пришел на концерт, какая демография. Прежде чем звоню в какой-то клуб, смотрю кто там играет. Я не говорю, что я самый крутой и сейчас у вас буду играть, талантом затмлю всех. Но если я иду вразрез с чьим-то форматом, звонить не буду, покуда они меня сами не пригласят. Я всегда спрашиваю у организаторов, уверены ли они в том, что хотят, чтоб я поиграл у них, сойдет ли это с рук с нашим балаганом. Соглашаясь, мы обговариваем гарантии – это же бизнес.
– Для тебя музыка является бизнесом? Обычно музыканты заявляют, что это для души, и деньги роли тут не играют.
– Да, я воспринимаю музыку как бизнес и как то, что я люблю делать. Мне нравится играть различные сочетания нот, чтоб была так называемая радуга.
– Если бы музыка перестала приносить удовольствие, но осталась бы бизнесом, ты бы покинул сцену?
– Если бы я физически не мог выступать, выбрал бы более спокойное занятие, наверное, ушел бы со сцены и стал бы рисовать. Ведь играть и жевать на сцене – это разные вещи. Зачем это надо? Исполнитель должен развиваться, испытывать себя в разных условиях, не бояться критики.
– Как себя испытываешь ты?
– «Zeerok» попадает в разные форматы. Недавно мы участвовали в русском фестивале, поэтому пришлось прям на ходу в автобусе сочинять стихи на русском языке – помесь Бродского с народными частушками. В принципе, меня всегда интересовала русская поэзия – в ней есть некий сюрреализм. Он и должен быть, потому что такой дух существовал всегда. Вспомнить «по реке плывет топор...». Народ верит в домового, Змея Горыныча, несмотря на то, что их нет. В подобный сюрреализм русскому человеку легче поверить, чем в какого-нибудь Супермена.
– Какой стиль ты предпочитаешь в изобразительном искусстве?
– Я думаю, что сюрреализм, потому что я всегда тяготел к этому. В детстве мне дико нравился Сальвадор Дали, Макс Эрнст. Помню, я часами мог смотреть на работы сюрреалистов. Раньше я много рисовал, но в последнее время занимаюсь лишь графическим дизайном для группы.
– И с музыкой, и с живописью ты с детства. Почему десятки лет назад все же сделал выбор в пользу первой?
– Музыка для парня с длинными волосами была отдушиной. Нужно было играть рок в забытье и ни о чем не думать. Сначала играл сам, потом начал изучать какие-то пьесы, каждая из которых давалась с трудом. Потом с опытом все пошло лучше, далее играл с консерваторщиками, потом очень много учился теории музыки в Америке, потому что я хотел играть джаз, что очень сложно без этого.
– А потом появился «Red Elvises»...
– Это был достаточно смешной проект. В 2004 году я ушел и создал «Zeerok».
– Название для группы действительно пришло одному из музыкантов во сне или вы были поклонниками Элвиса?
– На самом деле все было гораздо проще. Название появилось скорее по стебу. А Элвиса я действительно любил.
– Почему ты ушел из этого проекта?
– Для меня в нем нет ничего такого, во что можно было бы влить душу. Я и так сделал это в одиннадцати альбомах. «Red Elvises» был скорее уличным проектом, в котором все было просто – этакая развлекушка для туристов.
– У истоков образования вы ожидали, что столь несерьезный проект приведет к славе?
– Нет. Нам было хорошо всем втроем, не было никакой особой дележки. Когда пошла слава, мне это стало не нужно, я не тот человек. Просто люблю творить, эпатировать публику. Но тыкать себя в грудь и называть лучшими из лучших я бы не стал. Ведь их слоган таков и есть. У каждого человека есть любимые группы, но я не думаю, что это «Красный Элвис».
– Никогда не жалел об уходе?
– Я жалел о том, что не мог достучаться, не было понимания. Как мне показалось, им хватило трехаккордной безбашенности, а мне всегда хотелось играть рок. Как-то мы не сошлись. Я ушел в тот момент, когда состав был очень слабый. Группу покинул барабанщик, и одному музыканту пришлось играть на нескольких инструментах. Я подумал, что мне нужно уходить, потому что уже творился какой-то бардак.
– Ты ушел в никуда?
– Почти. Я уже писал песенки, поигрывал с местными музыкантами. «Zeerok» существовал, я серьезно к нему отнесся, но не было мыслей, что это куда-нибудь взлетит. Я нашел очень много клубов, которые были готовы меня взять, потом заметили, что я стараюсь, наловчился и решил, что мне надо третьего музыканта. А потом подумал, что мне нужно сделать перерыв и найтись. И я вдруг услышал внутренний голос и понял, что необходимо восстановить «Flying Balalaika Brothers» – это мои истоки, корни. Я понял, что хочу играть фольклор. Подражательство року, конечно, хорошо получается, но в основу нужно ставить какие-то точки и опоры. Русскому нужно найти свое «Я» в той культуре, которая ему дана. В этом феномен успеха русских ансамблей, которые узнаваемы во всем мире. А когда приезжают русские рокеры, их понимает только коммуна из десятка человек, да и поэзию точно не перевести, музыка довольно вторичная. Электрогитара изобретена в 50-х, Хендрикс уже сжигал ее в 60-х, а русские пилили на станке балки в 65-ом. Нужно искать внутреннюю связь.
