Сюжет за три секунды
«Обитель» – самая важная моя книга. Она как раз написана о том, что происходило на Соловках. Книга получилась совершенно случайно. Несколько лет назад мы с моим другом, режиссером Александром Велединским, отправились на Соловки. Дело в том, что он тогда находился в достаточно мрачном периоде. Года два или три он ничего не снимал. Он мне сказал: «Поехали на Соловки. Ты, может быть, что-то напишешь, а я, может быть, что-то сниму!» Пролетом через Архангельск мы отправились на Соловки. Жили там дней десять – гуляли, бродили, смотрели, ездили на острова. Видели места, и где Бог являлся людям, и где убивали людей. Все это, конечно по-разному воздействует на психику. Вернувшись домой, я договорился с Сашей, что месяц-другой я подумаю, и, может быть, какая-то идея придет мне в голову. Вы же знаете, насколько огромна история Соловецкого монастыря и Соловецких лагерей. Я думал, что же написать? И вот, три месяца я думал, но так ничего и не придумал. Тогда я случайно оказался проездом в Москве, и Саша позвал меня к себе в гости. Я прихожу, а он сидит мрачный и спрашивает: «Ты что-то придумал?» И я понимаю, что не могу разочаровать товарища, и с лету, экспромтом, говорю: «Да, придумал!» – и тут же набрасываю ему сюжет «Обители», который пришел мне в голову за три секунды.
И Саша поверил мне. Хотя стоит отдать должное и тому, что тему мне подкинула наша экскурсовод на Соловках. Одна из ее фраз, которую она произнесла, была о романе между заключенным и работником охраны лагерной. Это очень запало в душу. От этого я и начал плясать. Зачем я этим занялся? У нас сегодня у большинства есть четкое разделение, что если есть лагерь, то обязательно должны быть палачи и жертвы. Но нужно понимать, что те же Соловецкие лагеря были населены далеко не только одними жертвами, а еще ворами, маньяками, казнокрадами, бывшими белогвардейцами, которые были участниками террористических группировок. Кроме того, помимо священников там были и бывшие чекисты в огромном количестве. В том 1927 году, который я описываю, на Соловках сидело 119 православных священников и 385 бывших чекистов. Соловецкий лагерь того времени являл собой нечто другое, нежели те лагеря, куда потом попали Солженицын и Шаламов.
Когда я утвердился с идей своего будущего произведения, я засел за изучение материалов о Соловецких лагерях. Я читал года полтора и вот, наконец, насытился так, что понял, что вскипаю как самовар. И я начал писать. Сначала я писал рассказ. В процессе решил, что это уже повесть, а в итоге все вылилось в большой двухтомный роман. Из 140 моих персонажей порядка полусотни – реально существовавшие люди, проживавшие на Соловках.»
От белого офицера до советского писателя: тайны архангельских архивов
Но «Обитель» – не единственное творение Прилепина, связанное с Архангельском. Пять лет назад была издана его книга из серии «Жизнь замечательных людей» о советском писателе Леониде Леонове.
«Во времена распада Советского союза и во времена Перестройки мне не нравилось происходящее. Я воспринимал все это достаточно болезненно. Я не был подвержен демократическим иллюзиям с самого начала. Отчасти это влияние моего отца, который был учителем истории. Я всегда был читающим ребенком, влюбленным в литературу и не мог воспринять происходящее как правду. Для меня правда была в стихах Есенина и «Тихом Доне» Шолохова. И вот, когда стали загонять и затирать все советское литературное наследие, я стал последовательно перечитывать всю советскую литературу. Конечно, там оказалось много шлака, много чуши. Но при этом богатство советской литературы оказалось огромным. Маяковский – это законодатель моды своего времени, он соразмерен Че Геваре, Элвису Пресли и Хемингуэю. Читая, я добрался до Леонова и просто сошел с ума! Он долгое время пребывал в статусе главнейших советских писателей, которого все знали, но никто не читал.
Когда я начал заниматься его биографией, обнаружил, благодаря хранителям Архангельских архивов, очень интересную вещь. Я сюда приехал и в процессе работы с документами выяснил, что Леонов был в Архангельске… белым офицером. В этом городе он провел два года. Живя здесь, он писал статьи в газету, в которых обзывал большевиков страшными словами. Я нашел их и прочитал. Но все происходящее ему достаточно быстро разонравилось. Он вошел в ряды Красной армии и отправился на Перекоп, подальше от Архангельска, где он так нехорошо засветился. Но Леонов понимал, что кошмар таится за его спиной и что тайна, что он был белым офицером, может в любой момент вылезти наружу. Писатель каким-то образом прошерстил документы, но кое-что все же при желании сегодня можно найти. Хотя его дочери даже не подозревали, что их отец был белым офицером. Об этом они узнали из моей книжки.»
«Близящиеся события на Донбассе ни для кого не были секретом»
Помимо писательской деятельности Захар придерживается очень активной жизненной позиции. Он ездит на Донбасс, к которому у него свое отношение.
«У меня с Украиной давние отношения, но сложными они стали только в последние времена. У меня всегда там было много приятелей. И то, что на Украине близятся страшные события, ни для кого не было секретом. Мои знакомые уже несколько лет назад говорили: «У нас две разных страны, и ничего хорошего нас не ждет!» А где-то за полгода до Майдана что-то щелкнуло в моей голове, и я стал одну за другой писать статьи и давать интервью по поводу Украины. Все эти тексты были опубликованы на сайте свободной прессы. Но я их опубликовал и забыл. Позже, когда уже случился Майдан, я вновь открыл эти статьи и поразился тому, что у меня в них было поэтапно расписано, что будет происходить на Украине.
А в течение последних восьми-девяти месяцев я шесть раз ездил на Донбасс. Первая моя поездка была в качестве военного корреспондента, но потом я понял, что там работают достаточно крутые ребята, у которых гораздо больше возможностей. И я понемногу перешел к другой деятельности – начал заниматься поставкой гуманитарной помощи населению и помощью ополченцам. Проводил там много времени, приезжал домой дней на десять и вновь ехал на Донбасс. В какой-то момент я уже перестал понимать, где мой дом. Но меня радует, сколько у нас есть людей, готовых помочь. Один раз я собрал за неделю 12 миллионов. Люди давали, кто сколько может. Переводы слали от нескольких рублей до 600 тысяч.
Что же касается того, что происходит на Украине, то что-то мы понимаем, а что-то нет. Если бы сегодня на Донбассе вновь проводилось голосование, то они вновь бы проголосовали за то, чтобы отделиться от Украины. Хотя даже сейчас, когда объявлено перемирие, там постоянно стреляют. Буквально на днях погиб очередной знакомый офицер. Война не прекращается.
Но я на своей машине объездил весь Донбасс, один раз даже чуть в плен не попал. Встречался с сотнями людей, и ни один из них ни разу не сказал: «Проклятый Путин, проклятые русские, пошли вы все к черту!» Да, есть некоторая усталость у людей. Но они хотят довести дело до конца.
Сейчас я временно перестал ездить на Донбасс. Дело в том, что изначально моей целью было вычленить страждущих, чтобы помощь попала в нужные руки. И сейчас я, просто находясь дома, перевожу деньги.»
Борьба с демографией
Напоследок писателя спросили, как он относится к тому, что сегодня происходит с образованием в России.
«У меня четверо детей. Они ходят в нижегородский лицей с французским уклоном. Там есть свои определенные плюсы, но есть и минусы. В целом сегодня в образовании происходит такая вещь, которую я называю «победой методистов» – дети начинают лишаться детства как такового, потому что по каждому предмету задают столько дополнительных всевозможных заданий, что у меня жена в час ночи клеит иголки ежику и просит написать меня стих, параллельно надиктовать какое-нибудь сочинение, а в это время дедушка рисует какую-нибудь географическую карту. Но в школе говорят родителям: «Мы хотим, чтобы вы таким образом больше времени проводили с детьми». Но тогда нужно четверо родителей, чтобы двое работали, а двое проводили время с детьми. А еще я называю это «борьбой с демографией». Потому что люди, которые прошли через такое с одним ребенком, второго просто не захотят. Мы же просто ничего этого не знали. Сейчас у меня трое детей ходят в лицей. И с одной стороны, вроде бросить жалко, но иногда все же возникают мысли перевести их в школу попроще.
А еще, если говорить об образовании, сегодня в нашей стране просто штампуют золотых медалистов. Я учился в советской школе, у нас было только два медалиста, и это действительно были самые умные ребята в школе. Теперь каждый год по 10–12 медалистов. Детям рисуют оценки, чтобы их стало еще больше. Это, конечно, вызывает определенные вопросы. Так же, как вызывают вопросы ЕГЭ и внедрение западноевропейских тенденций в образование, при том, что у нас есть свои замечательные традиции. А вообще у меня сейчас вопрос выбора профессии стоит только перед старшим сыном, и в целом все равно, какую профессию он выберет, лишь бы не стал писателем или музыкантом!»
